Искусство суггестивного воздействия
В.Ф. Петренко, В.В. Кучеренко Научные издания
В.Ф. Петренко, В.В. Кучеренко, «Вестник Московского университета. Серия психология» (ISSN 0137-0936), 1998 год , № 3
В экспериментально-психологических исследованиях, а также в практике психодиагностики и психокоррекции часто возникает необходимость оценить актуальное эмоциональное состояние испытуемого или пациента, проследить взаимосвязь тех или иных эмоциональных состояний с продуктивностью его внешней и внутренней деятельности и динамикой ряда личностных проявлений: самооценки, межличностного восприятия, способности к эмпатии и т. п. Одной из наиболее эффективных для достижения этой цели полевых экспресс-методик является тест цветовых предпочтений Люшера (1955, 1971), который заключается в ранжировании по предпочтению набора лишенных текстуры цветовых поверхностей (в простейшем варианте — 8 квадратиков из цветной бумаги). За каждым цветом закреплено символическое значение, поэтому экспериментатор (или психотерапевт) расшифровывает и прочитывает полученную от испытуемого цветовую последовательность («раскладку») как некий текст о его эмоциональном состоянии. Большим достоинством теста Люшера является то, что он «позволяет выявить дорефлексивные, довербализуемые переживания и отношения» (Эткинд 1980, с. 111), а также простота и компактность процедуры (несколько минут в полном варианте и порядка минуты в упрощенном 8-цветовом наборе).
В отечественной психологии методика Люшера начала использоваться относительно недавно, но уже имеется успешный опыт ее применения в психодиагностике неврозов, в практике исследования внутрисемейных отношений, в психологии спорта (Бажин, Корнева, Эткинд, 1979; Бажин, Эткинд, 1980; Эткинд, 1980; Татевян, 1984; Марищук и др., 1984). В то же время этот тест слабо теоретически осмыслен и является фактически эмпирической процедурой, опирающейся на вековой опыт художников и натурфилософов.
Ниже приведем краткий конспект той части обзорной работы Г. Клара (1975, с. 5—30), где автор в опоре на образные высказывания выдающихся мыслителей и художников, а также на разнообразный опыт применения методики Люшера характеризует символические нагрузки (коннотативные значения) восьми основных используемых в ней цветов
Синий (№ 1). Цвет покоя, расслабления, погружения в медитацию. Вспомним известные стихи Н. Бараташвили (перевод Б. Пастернака): «Цвет небесный, синий цвет полюбил я с малых лет, в детстве он мне означал синеву иных начал ... Это легкий переход в неизвестность от забот...» Выбор синего цвета в качестве наиболее предпочитаемого отражает физиологическую и психологическую потребность человека в покое. Чтобы повысить основное значение синего цвета, в тесте Люшера используют темно-синий. Отрицание темно-синего означает, что человек избегает расслабляющего покоя. При заболевании или переутомлении потребность в синем цвете увеличивается.
Зеленый (№ 2). Содержит в себе скрытую потенциальную энергию, отражает степень волевого напряжения. Люди, предпочитающие зеленый цвет, стремятся к самоуверенности и уверенности вообще. Люди экстравагантные и эксцентричные, добивающиеся поставленных задач не целенаправленной волевой активностью, а неожиданными эмоциональными «выбросами», отвергают зеленый цвет как несимпатичный. Наряду с ними зеленый цвет отвергают люди, находящиеся на грани физического или психического истощения.
Красный (№ 3). Цвет крови, символизирует возбуждение, энергетизм. Кандинский описывает красный цвет как очень живой, полный воодушевления, беспокойный. Этот цвет также является символом эротизма. В африканских любовных посланиях, представляющих собой широкие цепочки цветных жемчужин, красные шарики означают: «Я страстно люблю тебя. Я очень тоскую по тебе». Красным, как правило, бывает и интимный свет ночного кафе. Рембо полагает, что женщину, одевающуюся в красное, легко соблазнить.
Отвращение, игнорирование красного цвета отражает органическую слабость, физическое или психическое истощение. Военнопленные, годами вынужденные жить за колючей проволокой в угрожающих жизни условиях, особенно часто отвергали его. Наиболее предпочитаем красный цвет подростками. Связь энергетичности с молодостью (ее красотой и здоровьем) отражена в русских словосочетаниях «красный молодец», «красна девица» («В красной рубашоночке хорошенький такой»). Вспомним также «Купание красного коня» Петрова-Водкина.
Желтый (№ 4). Получается от смешения зеленого и красного. Это оптическое объединение соответствует и психологическому началу желтого цвета. Красный как возбуждение и зеленый как напряжение создают в результате возбужденное напряжение, требующее разрядки, результат которой может быть как благополучным, так и трагическим. Возможность разрешения напряжения в сторону небытия символизирует сочетание желтого с черным. Выбор этого сочетания характерен для человека, который «зачастую так же, как и Ван Гог, в последней картине которого черные вороны кружат над черно-синими грозовыми тучами, над волнующимся желтым пшеничным полем, стоит на грани самоуничтожения» (с. 23). Наибольшее предпочтение желтому отдают беременные женщины, ожидающие благополучного исхода родов, а также люди, склонные к перемене мест, «гонимые ветром странствий».
Желтый так же, как и красный, цвет энергетизма. «Этот цвет наиболее близок к дневному свету. В своей высшей чистоте он всегда несет с собой природу светлого, радость, бодрость, нежное возбуждение» (Гете). «Желтый цвет беспокоит человека, возбуждает его и отражает характер выраженной в этом цвете силы, которая становится дерзкой и навязчивой. В этом случае он звучит как все более громко и резко поющая труба или высокий звук фанфар» (Кандинский). Желтый также трактуется как цвет озарения (ореол Христа и Будды).
Фиолетовый (№ 5). Образован слиянием активного красного и успокаивающего синего. Н. Кузанский называл его «гармонией противоречий». В Америке и Европе фиолетовый цвет отвергается как неприятный особенно интеллектуально развитыми людьми и людьми искусства. Этнологи, проводившие исследования нетронутых культурным влиянием жителей Центральной Бразилии и Африки, установили, что фиолетовый цвет является у них самым любимым. Он же предпочитаем детьми до наступления половой зрелости. По-видимому, фиолетовый цвет символизирует присущую человеку инфантильность и внушаемость, потребность в поддержке, опоре. В этом смысле выбор или отрицание фиолетового цвета выступает своеобразным индикатором психической и половой зрелости.
Коричневый (№ 6). Получается из оранжевого, к которому примешивается черный. «Импульсивная жизненная сила красного благодаря затемнению тускнеет, сдерживается, или, как говорят художники, «замирает». Коричневый теряет экспансивный активный импульс и жизненную ударную силу красного. У коричневого остается только жизненное состояние. Эта жизненность в коричневом, теряя активность, становится пассивной» (с. 25). Предпочтение коричневого отражает стремление к простым инстинктивным переживаниям, примитивным чувственным радостям. Имеются данные о предпочтении коричневого цвета курильщиками опиума. Выбор его в качестве наиболее предпочитаемого говорит также о физическом истощении. В норме наряду с черным коричневый цвет отвергается наиболее часто.
Черный (№ 7). Если выбор хроматических цветов отражает отношение субъекта к различным эмоциональным сферам, то предпочтение ахроматических (белого, серого, черного) показывает скорее вегетативный тонус и общий психоэнергетический уровень, на котором находится человек. Выбор черного свидетельствует о наличии некоего кризисного состояния и характеризует агрессивное неприятие мира или себя (вспомним черные знамена анархистов или черные паруса пиратских кораблей). «Черный цвет выражает идею «ничто»; «ничто» как абсолютный отказ, как смерть или как «нет» в боевом протесте» (с. 29). В европейской культуре это цвет траура. В «Слове о полку Игореве» затмение солнца приобретает образ трагической метафоры. В народных сказках и мифах тьма — прибежище злых сил. Дети, остро переживающие отсутствие заботы и любви, часто используют черную штриховку в рисунке.
В норме черный цвет, как правило, отвергается.
Серый (№ 8). Свободен от каких-либо психологических тенденций — это нейтралитет, граница, отделяющая человека от каких-либо переживаний. Часто серый цвет оказывается предпочитаемым при сильных переутомлениях как барьер, отгораживающий от раздражителей внешнего мира, или в ситуациях тестирования как средство защиты от проникновения другого во внутренний мир испытуемого. Исследование около двух тысяч молодых мужчин в ситуации конкурсных экзаменов на замещение вакантных должностей показало, что серый цвет ставили на первое места 27% испытуемых вместо обычных 5% в нейтральной ситуации.
Традиция упорядочивания объектов и событий окружающего мира по их символической окраске восходит к глубоко архаическому мышлению (Тернер, 1972). Как в физической действительности наряду с электромагнитными и гравитационными существуют так называемые слабые взаимодействия, в десятки тысяч раз более слабые, чем гравитационные, но тем не менее обеспечивающие единство атомного ядра, так и в человеческом сознании наряду с мощными понятийными основаниями классификации и категоризации имеют место и слабые взаимодействия плана выражения и плана содержания. Остро нуждающееся в упорядочивании и осмыслении мира, но еще не вооруженное понятийными формами мышление архаического человека улавливало и закрепляло эти слабые взаимодействия в цвето-символических классификациях. Как для маленького ребенка звуковой символизм, опирающийся на соответствие эмоционального тона звукового образа слова и эмоционального тона собственно содержания слова дает дополнительное подспорье в овладении последним (Журавлев, 1981; Шахнарович, 1978), так и цветовой символизм, объединяя объекты, имеющие для субъекта сходный эмоциональный тон, помогает упорядочить их, построить простые обобщения и выделить некие закономерности, позволяющие ориентироваться в этом мире.
Механизмами, реализующими соответствие цвета и эмоционального состояния, являются, по всей видимости, механизмы синестезии. Феномен синестезии заключается в том, что ощущение одной модальности оценивается и описывается в категориях другой сенсорной системы («бархатный голос», «кислая физиономия», «скука зеленая» и т. п.). Физиологическими механизмами синестезии являются кроссмодальные переходы, когда возбуждение, вызванное в одной сенсорной системе, транслируется не только в собственные проекционные зоны мозга, но по колатералям аксонов попадает в проекционные зоны других сенсорных систем и вызывает сопутствующее первому ощущение. Очевидно, имеются определенные взаимосвязи физиологических систем, ответственных за цветовое зрение (Соколов, Вучетич, Измайлов, 1984; Николаенко, 1985), и «эмоционального мозга», включающего зоны гиппокампа, лимбической системы, областей гипоталамуса, образующих круг Папеца.
Посредством механизмов синестезии на основе восприятия одной модальности происходит воссоздание, реконструкция целостного интермодального образа. Американский исследователь Лоуренс Маркс (1975) рассматривает синестезию как универсальную форму доязыковой категоризации, предшествующую категоризации в понятиях. В наших исследованиях по построению семантического пространства, проведенных на материале рисунков Чюрлёниса и вербальных понятий, было показано, что семантические структуры образной и вербальной форм репрезентации тождественны на уровне глубинной семантики, т. е. естественный язык и язык образов, символов может быть редуцирован к некоему единому более простому и, очевидно, генетически первичному коду, характеризующемуся эмоциональной насыщенностью и мало структурированной образностью (Петренко, Нистратов, Хайрулаева, 1980). Последующее исследование Н. А. Русиной (1981) показало сводимость к этому коду также тактильной и вкусовой чувствительности. Проведенное под нашим руководством исследование К. Черсу (1977) продемонстрировало наличие синестетических обобщений у слепоглухих. Многочисленные исследования по построению семантических пространств на базе различных национальных языков показали универсальность этого глубинного синестетического кода для представителей различных культур (Osgood, 1964).
К этому же универсальному коду сводятся, очевидно, и цветовые ощущения. Так, в исследованиях А. М. Эткинда (1985) кодирование голосов дикторов, находящихся в различных эмоциональных состояниях, с помощью цветовых карточек Люшера (ранжирование их в порядке соответствия голосу) выявило как интерсубъектное сходство 200 русских испытуемых, так и транскультурную инвариантность цветовых описаний этих голосов при сравнении с 80 испытуемыми из ГДР. Транскультурная инвариантность цветоэмоциональных связей, выявленная для представителей русского и немецкого языков, позволяет не только использовать интерпретацию символического значения каждого цвета, данную Люшером и его немецкоязычными последователями применительно к русской культуре, но и является веским аргументом в пользу межкультурной универсальности цветовой символики.
В рамках теоретического анализа цветового символизма представляется необходимым кратко охарактеризовать проблему его межкультурной универсальности или, наоборот, национально-культурной специфичности. Подчеркнем, что из определения универсальности синестетического кода для всего человечества еще не следует утверждение об универсальности цветового символизма для представителей разных культур, хотя, на наш взгляд, и предполагает ее в значительной мере. Для пояснения нашей позиции по этому вопросу обратимся вначале к семиотической организации вербального знака — знака естественного языка. Хотя для естественного языка соотношение плана выражения и плана содержания конвенционально и условно и некий предмет (фрагмент окружающей действительности) может иметь в разных языках различное наименование, тем не менее феномен звукового символизма (Узнадзе, 1966; Журавлев, 1981) демонстрирует, что имеется взаимосвязь между коннотацией звукового образа слова, выражающего некоторое содержание, и коннотацией самого этого содержания. Например, в звуковых образах-наименованиях хищных птиц довлеют твердые, раскатистые звуки «т», «р» (ястреб, коршун, орел), в то время как в названиях маленьких певчих птичек (пеночка, ласточка, иволга, малиновка) прежде всего слышатся плавные, тягучие гласные. В ряде работ с использованием семантического дифференциала Ч. Осгуда доказывалось наличие этого соответствия между планом выражения и планом содержания при шкалировании содержания слова и его звукового образа.
Конечно, в языке существуют многочисленные исключения из этого правила, особенно для слов, заимствованных из другого языка и подвергшихся фонетической трансформации, и связь плана выражения и плана содержания слаба (не случайно мы сравнили ее со слабым взаимодействием в физике), но как маленький ручеек проторяет путь для могучего селевого потока, так и слабые взаимодействия в форме звукового символизма направляют становление речи в фило- и онтогенезе. Коннотация содержания слова в значительной мере подвержена изменениям в зависимости от историко-социального контекста, процессов, происходящих в обществе; меняются ассоциации, семантические связи и отношения, связующие одно слово с другим, и может образовываться значительный разрыв между его звуковой формой и содержанием. Аналогичные процессы характерны и для иконической семиотики (Петренко, 1983) в рамках графического и цветового символизма. Так, некий цвет, будучи цветом знамени некоего государства или символом некоего социального явления (например, черный цвет одежды романтиков эпохи байронизма), получает дополнительные смысловые ассоциации, определяющие возможный разрыв между его синестетическим и символическим кодами и тем самым обретает национально-культурную специфичность своего символического содержания. Но поскольку для иконической семиотики связь между планом выражения и планом содержания гораздо более тесная, чем для естественного языка (преодоление материальности материи за счет предметного содержания лежит уже в сфере искусства — см. Выготский, 1968), то и вариативность символического значения иконической семиотики ниже, и она ближе к своей чувственной ткани — синестетическому коду, а следовательно, и более культурологически универсальна.
Национально специфично скорее отношение к содержанию, кодируемому цветом. Например, когда в качестве доказательства того, что цветовая символика национально специфична, а не универсальна, приводят обычно пример того, что в европейской культуре цвет траура — черный, а у японцев — белый, то забывают, что символика белого цвета («чистой белой доски») означает девственное начало, рождение нового и одновременно растворение, исчезновение старого. В рамках буддистской традиции, где жизнь мыслится как цепь взаимопереходов бытия и небытия, начало и конец не столь антонимичные полюса, как для европейского мироощущения, и образы жизни и смерти, символика черного и белого мыслятся в диалектическом единстве. Налицо не различие цветовой символики, а различие в переживании и трактовке бытия.
В отечественной психологии методика Люшера начала использоваться относительно недавно, но уже имеется успешный опыт ее применения в психодиагностике неврозов, в практике исследования внутрисемейных отношений, в психологии спорта (Бажин, Корнева, Эткинд, 1979; Бажин, Эткинд, 1980; Эткинд, 1980; Татевян, 1984; Марищук и др., 1984). В то же время этот тест слабо теоретически осмыслен и является фактически эмпирической процедурой, опирающейся на вековой опыт художников и натурфилософов.
Ниже приведем краткий конспект той части обзорной работы Г. Клара (1975, с. 5—30), где автор в опоре на образные высказывания выдающихся мыслителей и художников, а также на разнообразный опыт применения методики Люшера характеризует символические нагрузки (коннотативные значения) восьми основных используемых в ней цветов
Синий (№ 1). Цвет покоя, расслабления, погружения в медитацию. Вспомним известные стихи Н. Бараташвили (перевод Б. Пастернака): «Цвет небесный, синий цвет полюбил я с малых лет, в детстве он мне означал синеву иных начал ... Это легкий переход в неизвестность от забот...» Выбор синего цвета в качестве наиболее предпочитаемого отражает физиологическую и психологическую потребность человека в покое. Чтобы повысить основное значение синего цвета, в тесте Люшера используют темно-синий. Отрицание темно-синего означает, что человек избегает расслабляющего покоя. При заболевании или переутомлении потребность в синем цвете увеличивается.
Зеленый (№ 2). Содержит в себе скрытую потенциальную энергию, отражает степень волевого напряжения. Люди, предпочитающие зеленый цвет, стремятся к самоуверенности и уверенности вообще. Люди экстравагантные и эксцентричные, добивающиеся поставленных задач не целенаправленной волевой активностью, а неожиданными эмоциональными «выбросами», отвергают зеленый цвет как несимпатичный. Наряду с ними зеленый цвет отвергают люди, находящиеся на грани физического или психического истощения.
Красный (№ 3). Цвет крови, символизирует возбуждение, энергетизм. Кандинский описывает красный цвет как очень живой, полный воодушевления, беспокойный. Этот цвет также является символом эротизма. В африканских любовных посланиях, представляющих собой широкие цепочки цветных жемчужин, красные шарики означают: «Я страстно люблю тебя. Я очень тоскую по тебе». Красным, как правило, бывает и интимный свет ночного кафе. Рембо полагает, что женщину, одевающуюся в красное, легко соблазнить.
Отвращение, игнорирование красного цвета отражает органическую слабость, физическое или психическое истощение. Военнопленные, годами вынужденные жить за колючей проволокой в угрожающих жизни условиях, особенно часто отвергали его. Наиболее предпочитаем красный цвет подростками. Связь энергетичности с молодостью (ее красотой и здоровьем) отражена в русских словосочетаниях «красный молодец», «красна девица» («В красной рубашоночке хорошенький такой»). Вспомним также «Купание красного коня» Петрова-Водкина.
Желтый (№ 4). Получается от смешения зеленого и красного. Это оптическое объединение соответствует и психологическому началу желтого цвета. Красный как возбуждение и зеленый как напряжение создают в результате возбужденное напряжение, требующее разрядки, результат которой может быть как благополучным, так и трагическим. Возможность разрешения напряжения в сторону небытия символизирует сочетание желтого с черным. Выбор этого сочетания характерен для человека, который «зачастую так же, как и Ван Гог, в последней картине которого черные вороны кружат над черно-синими грозовыми тучами, над волнующимся желтым пшеничным полем, стоит на грани самоуничтожения» (с. 23). Наибольшее предпочтение желтому отдают беременные женщины, ожидающие благополучного исхода родов, а также люди, склонные к перемене мест, «гонимые ветром странствий».
Желтый так же, как и красный, цвет энергетизма. «Этот цвет наиболее близок к дневному свету. В своей высшей чистоте он всегда несет с собой природу светлого, радость, бодрость, нежное возбуждение» (Гете). «Желтый цвет беспокоит человека, возбуждает его и отражает характер выраженной в этом цвете силы, которая становится дерзкой и навязчивой. В этом случае он звучит как все более громко и резко поющая труба или высокий звук фанфар» (Кандинский). Желтый также трактуется как цвет озарения (ореол Христа и Будды).
Фиолетовый (№ 5). Образован слиянием активного красного и успокаивающего синего. Н. Кузанский называл его «гармонией противоречий». В Америке и Европе фиолетовый цвет отвергается как неприятный особенно интеллектуально развитыми людьми и людьми искусства. Этнологи, проводившие исследования нетронутых культурным влиянием жителей Центральной Бразилии и Африки, установили, что фиолетовый цвет является у них самым любимым. Он же предпочитаем детьми до наступления половой зрелости. По-видимому, фиолетовый цвет символизирует присущую человеку инфантильность и внушаемость, потребность в поддержке, опоре. В этом смысле выбор или отрицание фиолетового цвета выступает своеобразным индикатором психической и половой зрелости.
Коричневый (№ 6). Получается из оранжевого, к которому примешивается черный. «Импульсивная жизненная сила красного благодаря затемнению тускнеет, сдерживается, или, как говорят художники, «замирает». Коричневый теряет экспансивный активный импульс и жизненную ударную силу красного. У коричневого остается только жизненное состояние. Эта жизненность в коричневом, теряя активность, становится пассивной» (с. 25). Предпочтение коричневого отражает стремление к простым инстинктивным переживаниям, примитивным чувственным радостям. Имеются данные о предпочтении коричневого цвета курильщиками опиума. Выбор его в качестве наиболее предпочитаемого говорит также о физическом истощении. В норме наряду с черным коричневый цвет отвергается наиболее часто.
Черный (№ 7). Если выбор хроматических цветов отражает отношение субъекта к различным эмоциональным сферам, то предпочтение ахроматических (белого, серого, черного) показывает скорее вегетативный тонус и общий психоэнергетический уровень, на котором находится человек. Выбор черного свидетельствует о наличии некоего кризисного состояния и характеризует агрессивное неприятие мира или себя (вспомним черные знамена анархистов или черные паруса пиратских кораблей). «Черный цвет выражает идею «ничто»; «ничто» как абсолютный отказ, как смерть или как «нет» в боевом протесте» (с. 29). В европейской культуре это цвет траура. В «Слове о полку Игореве» затмение солнца приобретает образ трагической метафоры. В народных сказках и мифах тьма — прибежище злых сил. Дети, остро переживающие отсутствие заботы и любви, часто используют черную штриховку в рисунке.
В норме черный цвет, как правило, отвергается.
Серый (№ 8). Свободен от каких-либо психологических тенденций — это нейтралитет, граница, отделяющая человека от каких-либо переживаний. Часто серый цвет оказывается предпочитаемым при сильных переутомлениях как барьер, отгораживающий от раздражителей внешнего мира, или в ситуациях тестирования как средство защиты от проникновения другого во внутренний мир испытуемого. Исследование около двух тысяч молодых мужчин в ситуации конкурсных экзаменов на замещение вакантных должностей показало, что серый цвет ставили на первое места 27% испытуемых вместо обычных 5% в нейтральной ситуации.
Традиция упорядочивания объектов и событий окружающего мира по их символической окраске восходит к глубоко архаическому мышлению (Тернер, 1972). Как в физической действительности наряду с электромагнитными и гравитационными существуют так называемые слабые взаимодействия, в десятки тысяч раз более слабые, чем гравитационные, но тем не менее обеспечивающие единство атомного ядра, так и в человеческом сознании наряду с мощными понятийными основаниями классификации и категоризации имеют место и слабые взаимодействия плана выражения и плана содержания. Остро нуждающееся в упорядочивании и осмыслении мира, но еще не вооруженное понятийными формами мышление архаического человека улавливало и закрепляло эти слабые взаимодействия в цвето-символических классификациях. Как для маленького ребенка звуковой символизм, опирающийся на соответствие эмоционального тона звукового образа слова и эмоционального тона собственно содержания слова дает дополнительное подспорье в овладении последним (Журавлев, 1981; Шахнарович, 1978), так и цветовой символизм, объединяя объекты, имеющие для субъекта сходный эмоциональный тон, помогает упорядочить их, построить простые обобщения и выделить некие закономерности, позволяющие ориентироваться в этом мире.
Механизмами, реализующими соответствие цвета и эмоционального состояния, являются, по всей видимости, механизмы синестезии. Феномен синестезии заключается в том, что ощущение одной модальности оценивается и описывается в категориях другой сенсорной системы («бархатный голос», «кислая физиономия», «скука зеленая» и т. п.). Физиологическими механизмами синестезии являются кроссмодальные переходы, когда возбуждение, вызванное в одной сенсорной системе, транслируется не только в собственные проекционные зоны мозга, но по колатералям аксонов попадает в проекционные зоны других сенсорных систем и вызывает сопутствующее первому ощущение. Очевидно, имеются определенные взаимосвязи физиологических систем, ответственных за цветовое зрение (Соколов, Вучетич, Измайлов, 1984; Николаенко, 1985), и «эмоционального мозга», включающего зоны гиппокампа, лимбической системы, областей гипоталамуса, образующих круг Папеца.
Посредством механизмов синестезии на основе восприятия одной модальности происходит воссоздание, реконструкция целостного интермодального образа. Американский исследователь Лоуренс Маркс (1975) рассматривает синестезию как универсальную форму доязыковой категоризации, предшествующую категоризации в понятиях. В наших исследованиях по построению семантического пространства, проведенных на материале рисунков Чюрлёниса и вербальных понятий, было показано, что семантические структуры образной и вербальной форм репрезентации тождественны на уровне глубинной семантики, т. е. естественный язык и язык образов, символов может быть редуцирован к некоему единому более простому и, очевидно, генетически первичному коду, характеризующемуся эмоциональной насыщенностью и мало структурированной образностью (Петренко, Нистратов, Хайрулаева, 1980). Последующее исследование Н. А. Русиной (1981) показало сводимость к этому коду также тактильной и вкусовой чувствительности. Проведенное под нашим руководством исследование К. Черсу (1977) продемонстрировало наличие синестетических обобщений у слепоглухих. Многочисленные исследования по построению семантических пространств на базе различных национальных языков показали универсальность этого глубинного синестетического кода для представителей различных культур (Osgood, 1964).
К этому же универсальному коду сводятся, очевидно, и цветовые ощущения. Так, в исследованиях А. М. Эткинда (1985) кодирование голосов дикторов, находящихся в различных эмоциональных состояниях, с помощью цветовых карточек Люшера (ранжирование их в порядке соответствия голосу) выявило как интерсубъектное сходство 200 русских испытуемых, так и транскультурную инвариантность цветовых описаний этих голосов при сравнении с 80 испытуемыми из ГДР. Транскультурная инвариантность цветоэмоциональных связей, выявленная для представителей русского и немецкого языков, позволяет не только использовать интерпретацию символического значения каждого цвета, данную Люшером и его немецкоязычными последователями применительно к русской культуре, но и является веским аргументом в пользу межкультурной универсальности цветовой символики.
В рамках теоретического анализа цветового символизма представляется необходимым кратко охарактеризовать проблему его межкультурной универсальности или, наоборот, национально-культурной специфичности. Подчеркнем, что из определения универсальности синестетического кода для всего человечества еще не следует утверждение об универсальности цветового символизма для представителей разных культур, хотя, на наш взгляд, и предполагает ее в значительной мере. Для пояснения нашей позиции по этому вопросу обратимся вначале к семиотической организации вербального знака — знака естественного языка. Хотя для естественного языка соотношение плана выражения и плана содержания конвенционально и условно и некий предмет (фрагмент окружающей действительности) может иметь в разных языках различное наименование, тем не менее феномен звукового символизма (Узнадзе, 1966; Журавлев, 1981) демонстрирует, что имеется взаимосвязь между коннотацией звукового образа слова, выражающего некоторое содержание, и коннотацией самого этого содержания. Например, в звуковых образах-наименованиях хищных птиц довлеют твердые, раскатистые звуки «т», «р» (ястреб, коршун, орел), в то время как в названиях маленьких певчих птичек (пеночка, ласточка, иволга, малиновка) прежде всего слышатся плавные, тягучие гласные. В ряде работ с использованием семантического дифференциала Ч. Осгуда доказывалось наличие этого соответствия между планом выражения и планом содержания при шкалировании содержания слова и его звукового образа.
Конечно, в языке существуют многочисленные исключения из этого правила, особенно для слов, заимствованных из другого языка и подвергшихся фонетической трансформации, и связь плана выражения и плана содержания слаба (не случайно мы сравнили ее со слабым взаимодействием в физике), но как маленький ручеек проторяет путь для могучего селевого потока, так и слабые взаимодействия в форме звукового символизма направляют становление речи в фило- и онтогенезе. Коннотация содержания слова в значительной мере подвержена изменениям в зависимости от историко-социального контекста, процессов, происходящих в обществе; меняются ассоциации, семантические связи и отношения, связующие одно слово с другим, и может образовываться значительный разрыв между его звуковой формой и содержанием. Аналогичные процессы характерны и для иконической семиотики (Петренко, 1983) в рамках графического и цветового символизма. Так, некий цвет, будучи цветом знамени некоего государства или символом некоего социального явления (например, черный цвет одежды романтиков эпохи байронизма), получает дополнительные смысловые ассоциации, определяющие возможный разрыв между его синестетическим и символическим кодами и тем самым обретает национально-культурную специфичность своего символического содержания. Но поскольку для иконической семиотики связь между планом выражения и планом содержания гораздо более тесная, чем для естественного языка (преодоление материальности материи за счет предметного содержания лежит уже в сфере искусства — см. Выготский, 1968), то и вариативность символического значения иконической семиотики ниже, и она ближе к своей чувственной ткани — синестетическому коду, а следовательно, и более культурологически универсальна.
Национально специфично скорее отношение к содержанию, кодируемому цветом. Например, когда в качестве доказательства того, что цветовая символика национально специфична, а не универсальна, приводят обычно пример того, что в европейской культуре цвет траура — черный, а у японцев — белый, то забывают, что символика белого цвета («чистой белой доски») означает девственное начало, рождение нового и одновременно растворение, исчезновение старого. В рамках буддистской традиции, где жизнь мыслится как цепь взаимопереходов бытия и небытия, начало и конец не столь антонимичные полюса, как для европейского мироощущения, и образы жизни и смерти, символика черного и белого мыслятся в диалектическом единстве. Налицо не различие цветовой символики, а различие в переживании и трактовке бытия.
Экспериментальное исследование цветовых предпочтений в зависимости от эмоционального состояния человека
В задачу настоящего исследования входили психологическая валидизация теста Люшера и уточнение символических (коннотативных) значений цветов путем выяснения их предпочтения в различных эмоциональных состояниях, которые вызывались у испытуемых с помощью специально разработанной нами суггестивной методики «Психосинтез», представляющей собой серию психотехнических приемов последовательного построения иллюзорной реальности в сознании испытуемых. В «Психосинтезе» максимально полно реализуется принцип опоры при внушении на элементы чувственной данности, уже имеющиеся или ранее вызванные у испытуемого. Иллюзорная реальность строится как бы на фундаменте исходных переживаний и ощущений, вызванных реальной ситуацией.
Если ставится задача сформировать у испытуемого иллюзорный образ какого-либо предмета, например журнала, то первоначально у него вызывают ощущение тяжести (за счет естественного напряжения лишенных внешней опоры рук, которые — «держат поданный журнал»). Затем его просят погладить глянцевую поверхность «дорогого тяжелого журнала», стремясь вызвать тактильные ощущения. Далее предлагают перелистывать гладкие, блестящие, тяжелые страницы, «подключая» моторику, вводя её в формируемую иллюзорную реальность. Как правило, при перелистывании страниц иллюзорного журнала на них спонтанно возникают образы иллюстраций. С опорой на построенные фрагменты иллюзорной реальности можно переходить к формированию образов более сложных ситуаций, например посещения библиотеки и т. п. На более поздних стадиях внушения создается диалог между испытуемыми, обмен репликами и т. п., что облегчает построение иллюзорной социальной ситуации за счет эффекта достоверности присутствия других участников взаимодействия. Таким образом, мы не столько непосредственно внушаем испытуемым требуемое эмоциональное состояние, сколько строим соответствующую ему иллюзорную реальность в их сознании.
Как полагают ряд исследователей (Овчинникова, 1983; Райков, 1982), гипноз и близкие ему техники суггестивного воздействия, являясь методами, вызывающими измененные состояния сознания, сами по себе (без соответствующего внушения) не ведут к изменению наличных социальных установок и оценочных суждений испытуемых, что и позволяет применять их для исследования последних.
Различия цветовых предпочтений каждого испытуемого в разных внушенных эмоциональных состояниях и групповое сходство их цветовых предпочтений в каждом конкретном внушенном эмоциональном состоянии явились бы для нас как критерием валидности теста Люшера, так и показателем эффективности разработанной нами методики погружения испытуемого в заданное эмоциональное состояние.
В пяти экспериментальных сериях исследовались цветовые предпочтения испытуемых в следующих ситуациях «доэкспериментальной» (фоновой) и при внушаемых состояниях «радости (веселья)», «вины (подавленности)», «опасности» и «алкогольного опьянения». Первые три состояния выбраны для внушения в силу их принадлежности к базовым психическим состояниям, их контрастности, психологической, психиатрической и психотерапевтической значимости при изучении неврозов, пограничных и экстремальных состояний психики. Выбор состояния алкогольного опьянения был обусловлен как необходимостью изучения этого негативного явления для успешной психокоррекционной борьбы с ним, так и тем, что алкогольное опьянение является одним из частных случаев измененного состояния сознания.
Испытуемыми были 5 мужчин и 5 женщин. Выбор именно этих лиц для участия в эксперименте диктовался их высокой гипнабельностью.
Процедура ранжирования производилась испытуемым в каждом эмоциональном состоянии. Поскольку после каждого сеанса испытуемым внушалась амнезия, результаты предыдущих ранжирований не влияли на последующие.
Обработка данных осуществлялась посредством приписывания каждому цвету ранга (от 1 до 8) в зависимости от его места в создаваемой испытуемым последовательности карточек и суммирования рангов каждого цвета по всем испытуемым для каждого эмоционального состояния. Подсчитывался также коэффициент конкордации W, называемый иногда коэффициентом множественной ранговой корреляции (Рабочая книга социолога, 1977), который является мерой согласованности оценок для процедуры ранжирования в рамках непараметрической статистики и вычисляется по формуле , где
В задачу настоящего исследования входили психологическая валидизация теста Люшера и уточнение символических (коннотативных) значений цветов путем выяснения их предпочтения в различных эмоциональных состояниях, которые вызывались у испытуемых с помощью специально разработанной нами суггестивной методики «Психосинтез», представляющей собой серию психотехнических приемов последовательного построения иллюзорной реальности в сознании испытуемых. В «Психосинтезе» максимально полно реализуется принцип опоры при внушении на элементы чувственной данности, уже имеющиеся или ранее вызванные у испытуемого. Иллюзорная реальность строится как бы на фундаменте исходных переживаний и ощущений, вызванных реальной ситуацией.
Если ставится задача сформировать у испытуемого иллюзорный образ какого-либо предмета, например журнала, то первоначально у него вызывают ощущение тяжести (за счет естественного напряжения лишенных внешней опоры рук, которые — «держат поданный журнал»). Затем его просят погладить глянцевую поверхность «дорогого тяжелого журнала», стремясь вызвать тактильные ощущения. Далее предлагают перелистывать гладкие, блестящие, тяжелые страницы, «подключая» моторику, вводя её в формируемую иллюзорную реальность. Как правило, при перелистывании страниц иллюзорного журнала на них спонтанно возникают образы иллюстраций. С опорой на построенные фрагменты иллюзорной реальности можно переходить к формированию образов более сложных ситуаций, например посещения библиотеки и т. п. На более поздних стадиях внушения создается диалог между испытуемыми, обмен репликами и т. п., что облегчает построение иллюзорной социальной ситуации за счет эффекта достоверности присутствия других участников взаимодействия. Таким образом, мы не столько непосредственно внушаем испытуемым требуемое эмоциональное состояние, сколько строим соответствующую ему иллюзорную реальность в их сознании.
Как полагают ряд исследователей (Овчинникова, 1983; Райков, 1982), гипноз и близкие ему техники суггестивного воздействия, являясь методами, вызывающими измененные состояния сознания, сами по себе (без соответствующего внушения) не ведут к изменению наличных социальных установок и оценочных суждений испытуемых, что и позволяет применять их для исследования последних.
Различия цветовых предпочтений каждого испытуемого в разных внушенных эмоциональных состояниях и групповое сходство их цветовых предпочтений в каждом конкретном внушенном эмоциональном состоянии явились бы для нас как критерием валидности теста Люшера, так и показателем эффективности разработанной нами методики погружения испытуемого в заданное эмоциональное состояние.
В пяти экспериментальных сериях исследовались цветовые предпочтения испытуемых в следующих ситуациях «доэкспериментальной» (фоновой) и при внушаемых состояниях «радости (веселья)», «вины (подавленности)», «опасности» и «алкогольного опьянения». Первые три состояния выбраны для внушения в силу их принадлежности к базовым психическим состояниям, их контрастности, психологической, психиатрической и психотерапевтической значимости при изучении неврозов, пограничных и экстремальных состояний психики. Выбор состояния алкогольного опьянения был обусловлен как необходимостью изучения этого негативного явления для успешной психокоррекционной борьбы с ним, так и тем, что алкогольное опьянение является одним из частных случаев измененного состояния сознания.
Испытуемыми были 5 мужчин и 5 женщин. Выбор именно этих лиц для участия в эксперименте диктовался их высокой гипнабельностью.
Процедура ранжирования производилась испытуемым в каждом эмоциональном состоянии. Поскольку после каждого сеанса испытуемым внушалась амнезия, результаты предыдущих ранжирований не влияли на последующие.
Обработка данных осуществлялась посредством приписывания каждому цвету ранга (от 1 до 8) в зависимости от его места в создаваемой испытуемым последовательности карточек и суммирования рангов каждого цвета по всем испытуемым для каждого эмоционального состояния. Подсчитывался также коэффициент конкордации W, называемый иногда коэффициентом множественной ранговой корреляции (Рабочая книга социолога, 1977), который является мерой согласованности оценок для процедуры ранжирования в рамках непараметрической статистики и вычисляется по формуле , где
W — коэффициент конкордации;
m —число испытуемых; n — число объектов ранжирования;
Sj — сумма рангов каждого j-го объекта.
Значимость коэффициента конкордации определялась по критерию x2, вычисляемому по формуле: x2=m(n—1)∙W с числом степеней свободы n – 1 (Проблемы педагогической квалиметрии, 1974).
Рассмотрим результаты ранжирования цветовых предпочтений в тесте Люшера при различных эмоциональных состояниях.
Серия «Фон». Замер проводился до какой-либо специальной работы с испытуемым, таким образом, можно полагать, что результаты ранжирования отражают то наличное эмоциональное состояние, с которым он пришел на эксперимент. Групповые результаты ранжирования и степень согласованности зафиксированы в таблице.
Индивидуальные результаты ранжирования в серии «Фон» характеризовались значительной вариативностью. Низкий коэффициент конкордации говорит о довольно широком спектре эмоциональных состояний наших испытуемых перед проведением эксперимента. Однако наличие наибольшего предпочтения серого цвета дает основание полагать, что все испытуемые переживали некоторое «предстартовое» напряжение, вызванное присутствием в лабораторной комнате и ожиданием предстоящего эксперимента. Этот результат совпадает с данными Клара о том, что в ситуациях конкурсного экзамена (в нашем случае лабораторного эксперимента) наиболее предпочитаем серый цвет (как барьер, отгораживающий внутренний мир человека).
Серия «Радость (веселье)».
Формула внушения. Все темнеет перед глазами. Вы находитесь в темном зрительном зале, вокруг много людей. Сейчас начнется смешная, веселая кинокомедия. Самый веселый фильм из тех, которые Вы когда-либо видели! Вот, вспыхивает экран! (некоторые испытуемые вздрагивают и начинают щуриться). Чувствуете себя хорошо, бодро, у Вас прекрасное настроение, Вам очень весело! Вот сейчас очень смешной момент! В зале хохот. Фильм цветной, яркий, красочный. Вам очень весело! Вы испытываете состояние сильной радости! Смеетесь! Невозможно удержаться от смеха! (испытуемый хохочет, с удовольствием отвечает на вопросы о том, что видит на экране). А сейчас в этом настроении-Вы выходите на улицу. Чудесная погода! Вы чувствуете радость) Веселье... Вы чувствуете себя легко и свободно. Великолепное настроение! Возникает состояние сильной радости. Вам весело, очень весело. Вы смеетесь (испытуемый смеется). Это состояние радости, веселья сохранится у Вас, когда Вы будете выполнять экспериментальное задание.
Эмоциональное состояние испытуемых после внушения:
Экспериментальные данные свидетельствуют о наличии закономерности в последовательности выбора цветов в серии «Радость (веселье)»: особое предпочтение вызывают энергонасыщенные (желтый и красный), одновременно отрицаются цвета покоя и расслабленности (синий и коричневый), а также цвет небытия (черный).
Серия «Вина (подавленность)». Чувство вины — чрезвычайно индивидуализированное состояние. В некотором смысле по тому, что вызывает у человека чувство вины, можно охарактеризовать его личность. Построение иллюзорной реальности, априорно вызывающей это эмоциональное состояние, затруднительно. Поэтому мы пытались погрузить испытуемого в прошлое, адресуя его к происходившим с ним конкретным коллизиям, а затем, уточняя в диалоге образные детали ситуации, переводили ее в актуальный план.
Таблица
Групповые данные о цветовых предпочтениях в различных эмоциональных состояниях (приводятся Σ — суммы рангов каждого цвета для каждой серии; W—коэффициент конкордации)
Серия
m —число испытуемых; n — число объектов ранжирования;
Sj — сумма рангов каждого j-го объекта.
Значимость коэффициента конкордации определялась по критерию x2, вычисляемому по формуле: x2=m(n—1)∙W с числом степеней свободы n – 1 (Проблемы педагогической квалиметрии, 1974).
Рассмотрим результаты ранжирования цветовых предпочтений в тесте Люшера при различных эмоциональных состояниях.
Серия «Фон». Замер проводился до какой-либо специальной работы с испытуемым, таким образом, можно полагать, что результаты ранжирования отражают то наличное эмоциональное состояние, с которым он пришел на эксперимент. Групповые результаты ранжирования и степень согласованности зафиксированы в таблице.
Индивидуальные результаты ранжирования в серии «Фон» характеризовались значительной вариативностью. Низкий коэффициент конкордации говорит о довольно широком спектре эмоциональных состояний наших испытуемых перед проведением эксперимента. Однако наличие наибольшего предпочтения серого цвета дает основание полагать, что все испытуемые переживали некоторое «предстартовое» напряжение, вызванное присутствием в лабораторной комнате и ожиданием предстоящего эксперимента. Этот результат совпадает с данными Клара о том, что в ситуациях конкурсного экзамена (в нашем случае лабораторного эксперимента) наиболее предпочитаем серый цвет (как барьер, отгораживающий внутренний мир человека).
Серия «Радость (веселье)».
Формула внушения. Все темнеет перед глазами. Вы находитесь в темном зрительном зале, вокруг много людей. Сейчас начнется смешная, веселая кинокомедия. Самый веселый фильм из тех, которые Вы когда-либо видели! Вот, вспыхивает экран! (некоторые испытуемые вздрагивают и начинают щуриться). Чувствуете себя хорошо, бодро, у Вас прекрасное настроение, Вам очень весело! Вот сейчас очень смешной момент! В зале хохот. Фильм цветной, яркий, красочный. Вам очень весело! Вы испытываете состояние сильной радости! Смеетесь! Невозможно удержаться от смеха! (испытуемый хохочет, с удовольствием отвечает на вопросы о том, что видит на экране). А сейчас в этом настроении-Вы выходите на улицу. Чудесная погода! Вы чувствуете радость) Веселье... Вы чувствуете себя легко и свободно. Великолепное настроение! Возникает состояние сильной радости. Вам весело, очень весело. Вы смеетесь (испытуемый смеется). Это состояние радости, веселья сохранится у Вас, когда Вы будете выполнять экспериментальное задание.
Эмоциональное состояние испытуемых после внушения:
- Исп. К. «Было весело и как-то очень радостно. Было очень доброжелательное отношение к Владимиру (Кучеренко)».
- Исп. М. в ответ на вопрос «Как себя чувствуешь?» смеется: «Странный какой-то вопрос, как себя чувствуешь? Хорошо». Во время выполнения экспериментальных заданий часто смеется, улыбается.
Экспериментальные данные свидетельствуют о наличии закономерности в последовательности выбора цветов в серии «Радость (веселье)»: особое предпочтение вызывают энергонасыщенные (желтый и красный), одновременно отрицаются цвета покоя и расслабленности (синий и коричневый), а также цвет небытия (черный).
Серия «Вина (подавленность)». Чувство вины — чрезвычайно индивидуализированное состояние. В некотором смысле по тому, что вызывает у человека чувство вины, можно охарактеризовать его личность. Построение иллюзорной реальности, априорно вызывающей это эмоциональное состояние, затруднительно. Поэтому мы пытались погрузить испытуемого в прошлое, адресуя его к происходившим с ним конкретным коллизиям, а затем, уточняя в диалоге образные детали ситуации, переводили ее в актуальный план.
Таблица
Групповые данные о цветовых предпочтениях в различных эмоциональных состояниях (приводятся Σ — суммы рангов каждого цвета для каждой серии; W—коэффициент конкордации)
Серия
Примечание. * — р ≤ 0,01.
Формула внушения. Сейчас у Вас возникает такое чувство, будто Вы совершили нехороший поступок. Вы испытываете сильное чувство вины. Вы уже испытывали такое чувство? (исп. — «Да»). Вот сейчас Вы испытываете такое же сильное чувство вины! Оно сохранится у Вас и будет устойчивым в течение всего времени исполнения экспериментального задания.
Эмоциональное состояние испытуемых после внушения:
Как показывают результаты ранжирования, для «чувства вины» характерно отрицание энергонасыщенных красного и желтого и предпочтение серого и синего цветов. Синий, таким образом, отражает не только безмятежный покой, отдых и нирвану, но в сочетании с серым соответствует состоянию пассивной подавленности.
Серия «Опасность».
Формула внушения. Теплый солнечный день. Вы находитесь в лесу. Посмотрите вокруг (испытуемый оглядывается). На поляне множество цветов: одуванчики, ромашки, колокольчики... легкий ветерок колышет высокую траву, освежает лоб, виски, приносит запах леса. Дышать легко и приятно... Вы идете по лесу (испытуемый передвигается по лаборатории). Солнечные лучи пробиваются сквозь крону деревьев, мягкая трава под ногами. Вы любуетесь красотой природы. Посмотрите, как красиво вокруг! Ветерок шевелит траву. Посмотрите вниз. Под ногами змея! Ядовитая змея. Вы вспугнули ее, она нападает на вас. Страх! Страх охватывает вас. Вы испытываете очень сильное чувство страха. Это чувство сохранится до конца эксперимента.
Эмоциональное состояние испытуемых после внушения:
Для цветового ранжирования в серии «Опасность» характерно предпочтение зеленого цвета, связанного с волевым напряжением, и желтого как цвета энергонасыщенного, связанного с потребностью в быстрой разрядке напряжения. Однако низкий коэффициент конкордации показывает, что состояние, в которое вводились испытуемые, оказалось феноменологически размытым. Дело, очевидно, в том, что выборка наших испытуемых была неоднородна, и в нее входили как мужчины-спортсмены, члены команды ЦСКА по бобслею, так и девушки-студентки. Если для первых в ответ на опасную ситуацию было характерно активное, агрессивное поведение (испытуемые хватались за воображаемую палку, стремились нанести удар по «змее»), то у вторых наступало оцепенение, страх, пассивная оборона или вытеснение опасности (одна из девушек, демонстрируя классический феномен «перцептивной защиты» в страхе кричала: «Я же в резиновых сапогах, она не сможет их прокусить!»).
Раздельный анализ результатов цветового ранжирования для двух подгрупп наших испытуемых (сильный и слабый пол) выявил коэффициенты конкордации W=0,41 (мужчины) и W=0,43 (женщины), значимые на 1%-ном уровне (см. таблицу). Реакция на опасность по типу «льва» или «кролика», конечно, не определяется однозначно полом испытуемого, и если бы мы имели возможность развести группу на подгруппы по характеру эмоционального реагирования, коэффициенты конкордации, очевидно, были бы еще выше. Тем не менее их значимость свидетельствует, что при суггестивном внушении «опасности» было фактически вызвано два различных эмоциональных состояния. Если для «страха» характерно преобладание зеленого и серого цветов при отрицании желтого, красного и фиолетового, то для «агрессивного возбуждения» в ответ на опасность характерно сочетание желтого (как потребности в скорой разрядке) с мобилизующим волевое напряжение зеленым при отрицании черного и коричневого. Отметим при этом, что малые величины наших выборок позволяют оценивать эти результаты как сугубо предварительные и нуждающиеся в уточнении на большем контингенте.
Серия «Алкогольное опьянение».
Формула внушения. Чувствуете себя бодро, хорошо и свободно. Вы находитесь в приятном для себя окружении знакомых. Вечеринка. «Что вы пьете?»—- «Монастырскую избу» (исп. подносит к губам «бокал», «пьет»). Кружится голова. Наступает состояние приятного алкогольного опьянения. Играет музыка. Хочется танцевать. Танцуйте! (исп. встает, покачивается, танцует, положив руку кому-то на плечо). Вы находитесь в состоянии приятного алкогольного опьянения. Это состояние сохранится у Вас, когда Вы будете выполнять экспериментальное задание.
Эмоциональное состояние испытуемых после внушения:
Результаты серии «Алкогольное опьянение» показывают, что для возникающего эмоционального состояния характерно предпочтение энергонасыщенных желтого и красного цветов и неприятие коричневого и черного. Синий (цвет покоя), находящийся на шестой позиции в ряду предпочтений, также скорее не принимается. В целом цветовые предпочтения в данной серии оказались очень близки цветовым предпочтениям в серии «Радость (веселье)».
Высокий коэффициент конкордации, отражающий единодушие в цветовых предпочтениях, и феноменологическое сходство эмоциональных проявлений испытуемых, косвенно свидетельствуют и об имеющемся у них определенном опыте погружения в это измененное состояние сознания.
Полученные результаты подтверждают мнение Б. С. Братуся (1984) о том, что психологическая составляющая этого состояния детерминирована не только физиологическими процессами, вызванными непосредственно введением алкоголя в организм человека, но и тем «питейным ожиданием», «настроем», к которому окружающая среда и сам человек «готовит себя». Так, Б. С. Братусь описывает эксперименты с подростками-правонарушителями, которым сообщалось, что им внутривенно введен алкоголь, а в действительности же вводился физиологический раствор. Поведение «обманутых» подростков полностью соответствовало поведению выпившего человека, и они, если так можно выразиться, демонстрировали «выученную роль». Аналогично наши эксперименты показали возможность вызывать феноменально сходное алкогольному измененное состояние сознания без непосредственного введения алкоголя. Полученные таким образом данные цветовых предпочтений, маркирующие состояние «легкого алкогольного опьянения», могут оказаться полезными для тестирования результатов успешности внушенного отвращения к алкоголю при лечении алкогольной болезни.
Выводы. Исследование взаимосвязи эмоционального состояния человека, вызванного суггестивной техникой «психосинтеза», и его цветовых предпочтений, определенных с помощью теста Люшера, выявило конвергентную валидность этих двух методик. Полученный результат различия цветовых предпочтений испытуемых в различных эмоциональных состояниях, вызванных суггестивным внушением, и групповое единство в цветовых предпочтениях в каждом конкретном состоянии свидетельствуют как об эффективности суггестивной техники погружения их в заданное эмоциональное состояние, так и о том, что тест Люшера «работает» и значимо дифференцирует различные эмоциональные состояния испытуемых, и различным эмоциональным состояниям соответствует различный характер цветовых предпочтений, выделенный в процедурах ранжирования.
Заключение. Наши результаты не только подтверждают правомочность использования теста Люшера как психодиагностической процедуры, но и позволяют по-новому взглянуть на проблему цветового символизма, в частности на практику описания человека через цветовые ассоциации, вызываемые его образом. Так, в «буддистски ориентированной литературе» приводятся многочисленные примеры описания личности, характера человека по цвету его ауры (свечения, исходящего от человека). По-видимому, если отбросить элементы мистической трактовки, речь здесь идет о своеобразном перекодировании в цветовую гамму тех бессознательных переживаний, которые испытывает человек, находящийся в состоянии медитации или измененного состояния сознания, вызванного самогипнозом, по поводу другого человека. Если это так, то возможно направленное обучение и развитие этого синестетического чувства, присущего, например, Чюрлёнису, Скрябину, Кандинскому.
Соответствие цвета и доминирующего эмоционального состояния открывает возможность культурологического анализа пассионарности нации (термин Л. Н. Гумилева, 1970) или общества по характерной для нее цветовой гамме в искусстве или бытовой среде.
В этом плане определенный интерес представляют работы немецкого философа-идеалиста Освальда Шпенглера, несущие в себе в рамках реакционного неоромантизма элементы культурно-исторического подхода (Тавризян, 1984). В этих работах переживания пространства и времени, присущие той или иной культуре, выступают как базовые основания, определяющие мироощущение, философию и искусство этой культуры. Цвет же при этом трактуется как важнейшая характеристика пространства, работающая на его ограничение в замкнутой телесности предметных форм или, наоборот, подчеркивающая его безграничность и беспредельность. Так, например, античную культуру, культуру полисов, ориентированную в своей идеологии на мир человека — «человек является мерой всех вещей» (Протагор), — Шпенглер трактует как ориентированную на замкнутые пространства, на материальную телесность. «Античная живопись ограничила свою палитру желтой, красной, белой и черной красками. Без сомнения в этом ограничении выражается пра-символ эвклидовой души... Желтый и красный цвета — цвета эвклидово-аполлоновские — суть цвета переднего плана, также в духовном смысле, цвета шумной общественности, рынка, народных празднеств, наивной, слепой беспечности, античного фатума и слепого случая, точкообразность существования» (Шпенглер, 1923, с. 247).
«Голубой и зеленый цвета — краски неба, моря, плодоносной равнины, теней южного полдня, вечера и отдаленных гор. По существу они — краски атмосферы, а не предметов. Они холодны, они уничтожают телесность и вызывают впечатления шири, дали и безграничности... Голубой и зеленый — фаустовские цвета — цвета уединения, заботливости, связанности настоящего момента с прошедшим и будущим, заботы как имманентного предопределения вселенной» (там же, с. 246). «Все глубоко трансцендентальные культуры, пра-символ которых требует преодоления очевидности, требует жизни как борьбы, а не как принятия данного, имеют общую им всем метафизическую склонность к пространству, а также к голубому и черному цвету» (там же, с. 248). В символическом словаре Шпенглера находит свое место и золотой фон византийских икон, и темно-зеленый цвет (цвет судьбы) Рембрандта и Грюнвальда, и коричневые тона у Ватто, и чистые цвета у импрессионистов. Язык такого анализа скорее язык поэтических образов, цвето-пространственных метафор, и для своего сциентистского воплощения нуждается в точных колориметрических оценках и описаниях в единстве с предметными характеристиками изображения.
Развитие современных ЭВМ, включающих высокого качества цветовые дисплеи, делает возможным создание цветовых банков каждой эпохи, каждого мастера и позволяет проведение своеобразного цветового контент-анализа духа эпохи, ее доминирующего эмоционального тонуса и мироощущения, выражаемого в цвете. Такого типа цветовой контент-анализ нуждается в разработке способов выделения значимости различных цветов, представленных в отличие от теста Люшера не сукцессивно, а симультанно в плоскости картины или в пространстве интерьера. Такому цвето-эмоциональному прочтению картины могут, очевидно, способствовать техники записи движения глаз по картине, когда построение композиции задает направление такому движению, а цветовой язык вносит дополнительные коннотации в движение человеческих эмоций при восприятии произведения искусства.
Можно ожидать, что для современного человека, погруженного в искусственную, им самим же созданную среду, осознанное применение символики цвета, например, в архитектуре, дизайне и интерьере, будет способствовать не угашению, а дальнейшему развитию чувства цветового символизма.
Формула внушения. Сейчас у Вас возникает такое чувство, будто Вы совершили нехороший поступок. Вы испытываете сильное чувство вины. Вы уже испытывали такое чувство? (исп. — «Да»). Вот сейчас Вы испытываете такое же сильное чувство вины! Оно сохранится у Вас и будет устойчивым в течение всего времени исполнения экспериментального задания.
Эмоциональное состояние испытуемых после внушения:
- Исп. С. при внушении сутулится, руки сцеплены перед собой, голова опущена. После эксперимента спрашивает, не заходил ли кто в лабораторию. «Ощущение, что кто-то заходил, и я дал ему по шее, чтобы не мешал».
- Исп. О. на просьбу описать настроение: «Состояние, что живем как-то не так, что надо перестраиваться на другой лад, что ли. Довольно часто бывает такое настроение, особенно, когда разные мысли лезут в голову. Особенно последнее время... Годы летят».
- Исп. М. на вопрос о самочувствии отвечает: «Чувствую себя нормально». При этом в позе и поведении чувствуется настороженность, тревожность, держится неуверенно. Часто вздыхает. Спрашивает, есть ли в лаборатории телефон. Через некоторое время повторяет вопрос и говорит, что ему надо позвонить. Время от времени спрашивает, долго ли еще будет длиться эксперимент и который сейчас час. Снова задает вопрос о телефоне. Выглядит озабоченным и несколько растерянным. На повторный вопрос о самочувствии отвечает, что оно какое-то «странное», но объяснить не может... На вопросы отвечает неуверенно, растерянно пожимает плечами. Говорит, что ему необходимо позвонить. После снятия чувства вины о телефоне уже не вспоминает.
- Исп. К. «Я сопротивляюсь этому чувству. Была мысль — вина? Но перед кем? Владимиру (Кучеренко) удалось сломить мое сопротивление, но это было не острое чувство вины перед кем-то. Это было чувство вины, вызванное более общими причинами. Это чувство, которое возникает, когда сталкиваешься с несправедливостью не по отношению к тебе, но оно глубоко возмущает тебя, и вдруг возникает мысль, что и ты частично виновата в несправедливости этого мира, т. е. вспоминаются ошибки, которые ты когда-то совершила и была виновата в этом. Оно сходно с чувством ответственности. Во всяком случае я воспринимаю это так, я так понимаю его...»
Как показывают результаты ранжирования, для «чувства вины» характерно отрицание энергонасыщенных красного и желтого и предпочтение серого и синего цветов. Синий, таким образом, отражает не только безмятежный покой, отдых и нирвану, но в сочетании с серым соответствует состоянию пассивной подавленности.
Серия «Опасность».
Формула внушения. Теплый солнечный день. Вы находитесь в лесу. Посмотрите вокруг (испытуемый оглядывается). На поляне множество цветов: одуванчики, ромашки, колокольчики... легкий ветерок колышет высокую траву, освежает лоб, виски, приносит запах леса. Дышать легко и приятно... Вы идете по лесу (испытуемый передвигается по лаборатории). Солнечные лучи пробиваются сквозь крону деревьев, мягкая трава под ногами. Вы любуетесь красотой природы. Посмотрите, как красиво вокруг! Ветерок шевелит траву. Посмотрите вниз. Под ногами змея! Ядовитая змея. Вы вспугнули ее, она нападает на вас. Страх! Страх охватывает вас. Вы испытываете очень сильное чувство страха. Это чувство сохранится до конца эксперимента.
Эмоциональное состояние испытуемых после внушения:
- Исп. К. на вопрос «Как себя чувствуете?» — «Хорошо» (поеживается). — «Помните, что с Вами было?» — «Что-то в памяти есть, но это не всплывает на поверхность, ускользает (замедленность в ответах, движениях). Холодно что-то (озноб), было что-то агрессивное». — «Как Вы себя чувствуете (после выполнения задания)?» — «Тяжесть какая-то. Настроение не очень хорошее». Исп. И. На вопрос о самочувствии при выполнении экспериментального задания: «Мне что-то неприятно... Цвета какие-то неприятные. Не по себе немножко». — «Почему?» — «Помещение какое-то неуютное. Тревога какая-то».
- Исп. С. на вопрос о самочувствии: «Напряжение какое-то, будто ожидаю чего-то. Нехорошее такое предчувствие». — «Что с Вами было?» — «Опасность какая- то. Очень сильная опасность. Точно не помню».
Для цветового ранжирования в серии «Опасность» характерно предпочтение зеленого цвета, связанного с волевым напряжением, и желтого как цвета энергонасыщенного, связанного с потребностью в быстрой разрядке напряжения. Однако низкий коэффициент конкордации показывает, что состояние, в которое вводились испытуемые, оказалось феноменологически размытым. Дело, очевидно, в том, что выборка наших испытуемых была неоднородна, и в нее входили как мужчины-спортсмены, члены команды ЦСКА по бобслею, так и девушки-студентки. Если для первых в ответ на опасную ситуацию было характерно активное, агрессивное поведение (испытуемые хватались за воображаемую палку, стремились нанести удар по «змее»), то у вторых наступало оцепенение, страх, пассивная оборона или вытеснение опасности (одна из девушек, демонстрируя классический феномен «перцептивной защиты» в страхе кричала: «Я же в резиновых сапогах, она не сможет их прокусить!»).
Раздельный анализ результатов цветового ранжирования для двух подгрупп наших испытуемых (сильный и слабый пол) выявил коэффициенты конкордации W=0,41 (мужчины) и W=0,43 (женщины), значимые на 1%-ном уровне (см. таблицу). Реакция на опасность по типу «льва» или «кролика», конечно, не определяется однозначно полом испытуемого, и если бы мы имели возможность развести группу на подгруппы по характеру эмоционального реагирования, коэффициенты конкордации, очевидно, были бы еще выше. Тем не менее их значимость свидетельствует, что при суггестивном внушении «опасности» было фактически вызвано два различных эмоциональных состояния. Если для «страха» характерно преобладание зеленого и серого цветов при отрицании желтого, красного и фиолетового, то для «агрессивного возбуждения» в ответ на опасность характерно сочетание желтого (как потребности в скорой разрядке) с мобилизующим волевое напряжение зеленым при отрицании черного и коричневого. Отметим при этом, что малые величины наших выборок позволяют оценивать эти результаты как сугубо предварительные и нуждающиеся в уточнении на большем контингенте.
Серия «Алкогольное опьянение».
Формула внушения. Чувствуете себя бодро, хорошо и свободно. Вы находитесь в приятном для себя окружении знакомых. Вечеринка. «Что вы пьете?»—- «Монастырскую избу» (исп. подносит к губам «бокал», «пьет»). Кружится голова. Наступает состояние приятного алкогольного опьянения. Играет музыка. Хочется танцевать. Танцуйте! (исп. встает, покачивается, танцует, положив руку кому-то на плечо). Вы находитесь в состоянии приятного алкогольного опьянения. Это состояние сохранится у Вас, когда Вы будете выполнять экспериментальное задание.
Эмоциональное состояние испытуемых после внушения:
- Исп. К. «Хочется курить». — «Разве Вы курите?» — «Курю в редких случаях. В компании когда». — «Помните, что с Вами было?» — «Было что-то приятное, это и сейчас продолжается. Самочувствие хорошее, но настроение не соответствует обстановке. Обстановка серьезная. А настроение такое, что хочется выкинуть хулиганское что-нибудь. Кокетливое настроение».
- Исп. С. «Помню, что где-то была, по-моему, в кафе. А зачем я там была? Что-то голова кружится» (во время выполнения экспериментального задания то ли смеется, то ли всхлипывает. После выполнения улыбается, настроение хорошее) .
Результаты серии «Алкогольное опьянение» показывают, что для возникающего эмоционального состояния характерно предпочтение энергонасыщенных желтого и красного цветов и неприятие коричневого и черного. Синий (цвет покоя), находящийся на шестой позиции в ряду предпочтений, также скорее не принимается. В целом цветовые предпочтения в данной серии оказались очень близки цветовым предпочтениям в серии «Радость (веселье)».
Высокий коэффициент конкордации, отражающий единодушие в цветовых предпочтениях, и феноменологическое сходство эмоциональных проявлений испытуемых, косвенно свидетельствуют и об имеющемся у них определенном опыте погружения в это измененное состояние сознания.
Полученные результаты подтверждают мнение Б. С. Братуся (1984) о том, что психологическая составляющая этого состояния детерминирована не только физиологическими процессами, вызванными непосредственно введением алкоголя в организм человека, но и тем «питейным ожиданием», «настроем», к которому окружающая среда и сам человек «готовит себя». Так, Б. С. Братусь описывает эксперименты с подростками-правонарушителями, которым сообщалось, что им внутривенно введен алкоголь, а в действительности же вводился физиологический раствор. Поведение «обманутых» подростков полностью соответствовало поведению выпившего человека, и они, если так можно выразиться, демонстрировали «выученную роль». Аналогично наши эксперименты показали возможность вызывать феноменально сходное алкогольному измененное состояние сознания без непосредственного введения алкоголя. Полученные таким образом данные цветовых предпочтений, маркирующие состояние «легкого алкогольного опьянения», могут оказаться полезными для тестирования результатов успешности внушенного отвращения к алкоголю при лечении алкогольной болезни.
Выводы. Исследование взаимосвязи эмоционального состояния человека, вызванного суггестивной техникой «психосинтеза», и его цветовых предпочтений, определенных с помощью теста Люшера, выявило конвергентную валидность этих двух методик. Полученный результат различия цветовых предпочтений испытуемых в различных эмоциональных состояниях, вызванных суггестивным внушением, и групповое единство в цветовых предпочтениях в каждом конкретном состоянии свидетельствуют как об эффективности суггестивной техники погружения их в заданное эмоциональное состояние, так и о том, что тест Люшера «работает» и значимо дифференцирует различные эмоциональные состояния испытуемых, и различным эмоциональным состояниям соответствует различный характер цветовых предпочтений, выделенный в процедурах ранжирования.
Заключение. Наши результаты не только подтверждают правомочность использования теста Люшера как психодиагностической процедуры, но и позволяют по-новому взглянуть на проблему цветового символизма, в частности на практику описания человека через цветовые ассоциации, вызываемые его образом. Так, в «буддистски ориентированной литературе» приводятся многочисленные примеры описания личности, характера человека по цвету его ауры (свечения, исходящего от человека). По-видимому, если отбросить элементы мистической трактовки, речь здесь идет о своеобразном перекодировании в цветовую гамму тех бессознательных переживаний, которые испытывает человек, находящийся в состоянии медитации или измененного состояния сознания, вызванного самогипнозом, по поводу другого человека. Если это так, то возможно направленное обучение и развитие этого синестетического чувства, присущего, например, Чюрлёнису, Скрябину, Кандинскому.
Соответствие цвета и доминирующего эмоционального состояния открывает возможность культурологического анализа пассионарности нации (термин Л. Н. Гумилева, 1970) или общества по характерной для нее цветовой гамме в искусстве или бытовой среде.
В этом плане определенный интерес представляют работы немецкого философа-идеалиста Освальда Шпенглера, несущие в себе в рамках реакционного неоромантизма элементы культурно-исторического подхода (Тавризян, 1984). В этих работах переживания пространства и времени, присущие той или иной культуре, выступают как базовые основания, определяющие мироощущение, философию и искусство этой культуры. Цвет же при этом трактуется как важнейшая характеристика пространства, работающая на его ограничение в замкнутой телесности предметных форм или, наоборот, подчеркивающая его безграничность и беспредельность. Так, например, античную культуру, культуру полисов, ориентированную в своей идеологии на мир человека — «человек является мерой всех вещей» (Протагор), — Шпенглер трактует как ориентированную на замкнутые пространства, на материальную телесность. «Античная живопись ограничила свою палитру желтой, красной, белой и черной красками. Без сомнения в этом ограничении выражается пра-символ эвклидовой души... Желтый и красный цвета — цвета эвклидово-аполлоновские — суть цвета переднего плана, также в духовном смысле, цвета шумной общественности, рынка, народных празднеств, наивной, слепой беспечности, античного фатума и слепого случая, точкообразность существования» (Шпенглер, 1923, с. 247).
«Голубой и зеленый цвета — краски неба, моря, плодоносной равнины, теней южного полдня, вечера и отдаленных гор. По существу они — краски атмосферы, а не предметов. Они холодны, они уничтожают телесность и вызывают впечатления шири, дали и безграничности... Голубой и зеленый — фаустовские цвета — цвета уединения, заботливости, связанности настоящего момента с прошедшим и будущим, заботы как имманентного предопределения вселенной» (там же, с. 246). «Все глубоко трансцендентальные культуры, пра-символ которых требует преодоления очевидности, требует жизни как борьбы, а не как принятия данного, имеют общую им всем метафизическую склонность к пространству, а также к голубому и черному цвету» (там же, с. 248). В символическом словаре Шпенглера находит свое место и золотой фон византийских икон, и темно-зеленый цвет (цвет судьбы) Рембрандта и Грюнвальда, и коричневые тона у Ватто, и чистые цвета у импрессионистов. Язык такого анализа скорее язык поэтических образов, цвето-пространственных метафор, и для своего сциентистского воплощения нуждается в точных колориметрических оценках и описаниях в единстве с предметными характеристиками изображения.
Развитие современных ЭВМ, включающих высокого качества цветовые дисплеи, делает возможным создание цветовых банков каждой эпохи, каждого мастера и позволяет проведение своеобразного цветового контент-анализа духа эпохи, ее доминирующего эмоционального тонуса и мироощущения, выражаемого в цвете. Такого типа цветовой контент-анализ нуждается в разработке способов выделения значимости различных цветов, представленных в отличие от теста Люшера не сукцессивно, а симультанно в плоскости картины или в пространстве интерьера. Такому цвето-эмоциональному прочтению картины могут, очевидно, способствовать техники записи движения глаз по картине, когда построение композиции задает направление такому движению, а цветовой язык вносит дополнительные коннотации в движение человеческих эмоций при восприятии произведения искусства.
Можно ожидать, что для современного человека, погруженного в искусственную, им самим же созданную среду, осознанное применение символики цвета, например, в архитектуре, дизайне и интерьере, будет способствовать не угашению, а дальнейшему развитию чувства цветового символизма.
Список литературы
1 Цитаты, взятые из работы Г. Клара, отмечены лишь номером страницы. Курсивом даны авторские реплики, дополнения и комментарии.
17.11.86
Сайт В.В. Кучеренко, 2016
- Бажин Е.Ф., Корнева Т.В., Эткинд А.М. Исследование цветоэмоциональных коррелятов вокальной экспрессии // Тезисы докладов Всесоюзной конференции «Теоретические и прикладные проблемы психологии познания людьми друг друга». Краснодар, 1079. С. 7—8.
- Бажин Е.Ф., Эткинд А.М. Цветовой тест отношений — невербальный метод исследования личности // Тезисы докладов Всесоюзной конференции «Личность в системе коллективных отношений». Курск, 1980. С. 22—23.
- Братусь Б.С., Сидоров П.И. Психология, клиника и профилактика раннего алкоголизма. М., 1984. 114 с.
- Выготский Л.С. Психология искусства. М., 1986. 576 с. Гумилев Л. Н. Этногенез и этноефера // Природа. 1970. № 1. С. 46—55.
- Журавлев А.П. Звук и смысл. М., 1981. 162 с.
- Кандинский В.В. Текст художника. М., 1918.
- Клар Г. Тест Люшера (перевод с английского Л. Д. Погиной). М., 1.975. 199 с.
- Марищук В.Л., Блудов Ю.М., Плахтиенков В.А., Серова Л.К. Методики психодиагностики в спорте. М., 1984. 190 с.
- Николаенко Н.Н. Взаимодействие полушарий мозга в процессе восприятия и обозначения цвета // Сенсорные системы. Сенсорные процессы и асимметрия полушарий. Л., 1985. С. 47—57.
- Овчинникова О.В. О некоторых путях экспериментального исследования мотивации человека, открываемых концепций деятельности // А.Н. Леонтьев и современная психология. М., 1983. С. 200—212.
- Петренко В.Ф. Введение в экспериментальную психосемантику: исследование форм репрезентации в обыденном сознании. М., 1983. 176 с.
- Петренко В.Ф., Нистратов А.А., Хайруллаева Л.И. Семантическая структура образной репрезентации // Вестн. Моск, ун-та. Сер. 14, Психология. 1980. № 2. С. 27—36.
- Проблемы педагогической квалиметрии. М., Изд-во МГПИ, 1974, 120 с.
- Рабочая книга социолога. М., 1977. 511 с.
- Райков В.Л. Гипнотическое состояние как форма психического отражения // Психологический журнал. 1982. № 4. С. 104—114.
- Русина Н.А. Изучение оценочных эталонов к социальных стереотипов с помощью семантических измерений // Вопросы психологии. 1981. № 5. С. 96—105.
- Соколов Е.Н., Вучетич Г.Г., Измайлов Ч.А. К взаимосвязи эмоций и цвета // Эмоции и поведение: системный подход. М., 1984. С. 275—277.
- Тавризян Г.М. Наука и миф в морфологии культуры О. Шпенглера // Вопросы философии. 1984. № 8. С. 103—116.
- Татевян Г.А. Некоторые проблемы психологических исследований с частичным использованием языка описания // Материалы конференции «Психологические аспекты тренажеростроения». Ереван, 1984. С. 188—191.
- Тернер В.У. Проблема цветовой классификации в примитивных культурах // Семиотика и искусствометрия. М., 1979. С. 50—81.
- Узнадзе Д.Н. Психологические исследования. М., 1966. 452 с.
- Шахнapович А.М. Мотивированность знаков в онтогенезе речевой деятельности // Вопросы семантики. М., 1978. С. 128—133.
- Шпенглер О. Закат Европы. М., 1923. Т. 1. 467 с.
- Черсу К. Семантический анализ у слепоглухих. Дипломная работа. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1977.
- Эткинд А. М. Цветовой тест и его применения в исследовании больных с неврозами // Социально-психологические исследования в психоневрологии. Л., 1980. С. 110—114.
- Эткинд А. М. Цветовой тест отношений. Методические рекомендации. Л., 1985. С. 18.
- Luscher М. Psychologic der Farben. Test verlag. Basel, 1971. P. 256.
- Luscher M. Psychologic and Psychotherapic and Kultur. Test verlag. Basel, 1955. 307 p.
- Marks L.E. On Colored-Hearing Synesthesia; Cross Modal Translations of Sensory Dimentions // Psychological Bulletin. 1975. Vol. 82. P. 303—331.
- Osgood Ch. Semantic Differential Technique in the Comparative Study of cultures // American Antropology. 1964. Vol. 66. P. 34—66.
1 Цитаты, взятые из работы Г. Клара, отмечены лишь номером страницы. Курсивом даны авторские реплики, дополнения и комментарии.
17.11.86
Сайт В.В. Кучеренко, 2016